Все началось с желания Гитлера поразить СССР в летнем наступлении 1943 года массированным применением новой техники. Причины вполне понятны: «фронтовые испытания» нескольких «Тигров» под Ленинградом годом ранее выглядели чередой заплывов тяжёлых танков по болотистой местности под огнём советской противотанковой артиллерии без всяких видимых успехов.

Но такое желание фюрера привело сразу к нескольким негативным последствиям. Во-первых, ожидание, пока новая техника накопится в достаточном количестве, вело к постоянному переносу сроков наступления. Во-вторых, устранение проблем новой техники, которая без глюков встречается скорее в сказках, было принесено в жертву темпам производства. В результате, приехавшие на Курскую дугу «Пантеры» первой массовой серии Ausf. D страдали многими «детскими болезнями», а говоря проще — часто ломались, причём как при минимальном воздействии противника, так и сами по себе.

Прибывшие два батальона «Пантер» объединили в 39-й танковый полк, под общим командованием майора Лаухерта. На момент начала «Цитадели» в нём было 200 новых танков. Полк передали на усиление панцергренадёрской дивизии «Великая Германия» из состава 48-го танкового корпуса. В этой дивизии был свой танковый полк под командованием полковника фон Штрахвица. Оба полка объединили в 10-ю танковую бригаду, назначив её командиром полковника Деккера.

200

новых «Пантер» Ausf. D
были направлены немецким командованием на Курскую дугу
к началу операции «Цитадель»

К «Цитадели» весной-летом 1943 активно готовились и по другую сторону фронта. Противником немецкого 48-го танкового корпуса на первом этапе сражения должна была стать 6-я гвардейская армия генерал-лейтенанта И. М. Чистякова. Поскольку участок 6-й армии считался одним из наиболее «танкоопасных» направлений Воронежского фронта, созданию мощной противотанковой обороны здесь уделялось особое внимание даже по сравнению с остальными участками будущей «огненной дуги». С марта по июль армия закапывалась в землю.

Еще одним средством, приготовленным для «горячей» встречи немецких танков, стали подразделения истребительно-противотанковой артиллерии. И, конечно же, одним из главных средств борьбы с танками противника должны были стать наши собственные танки.

Хотя официальной датой начала сражения на «Огненной дуге» считается 5 июля 1943-го, для солдат армии Чистякова этот бой начался раньше. Еще 4 числа, во второй половине дня, немцы атаковали части выдвинутого перед основной линией обороны передового охранения. Им очень нужны были выгодные позиции для атаки на основную линию советской обороны, так как требовалось ближе подтянуть к нашему переднему краю часть артиллерии. Особенно были нужны места для наблюдательных пунктов, откуда бы линия советской обороны просматривалась как можно дальше.

Но сопротивление передовых батальонов еще до начала «Цитадели» заставило сбиться немецкий часовой механизм. Затяжной бой «съел» светлые часы долгого летнего дня — и выдвигавшаяся ночью на бывшую «нейтралку» немецкая артиллерия «запуталась» в минных полях, вдобавок создавая заторы на немногих расчищенных сапёрами дорогах и мешая выдвигаться на рубеж атаки танковым частям. По скучившимся в наспех проделанным проходам колоннам продолжала вести огонь советская артиллерия. Успеть хоть что-то увидеть с захваченных высот в темноте артиллерийским наблюдателям, разумеется, тоже не очень-то удалось — а времени уже не оставалось. В 4:00 5 июля 1943 года операция «Цитадель» началась.

По планам командования 48-го танкового корпуса «Пантеры» 10-й бригады совместно с танками «Великой Германии» должны были наступать на участке между сёлами Черкасское и Коровино. Классический удар по стыкам соединений до этого дня обычно приносил успех.

Возможно, если бы в штабе 48-го танкового корпуса или где-то повыше знали о русской пословице «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», то план выглядел бы иначе. «Пантеры» просто опоздали к старту атаки. 39-й полк прибыл в район сосредоточения у деревни Мощёное поздно вечером 4 июля, потеряв по дороге от станции выгрузки две «Пантеры»: они сгорели после пожара в моторном отсеке. Еще несколько машин выбыли из строя из-за технических проблем. В итоге, когда «Пантеры» наконец закончили заправку и начали выдвигаться, на часах уже было 8:15, а боеготовых танков у фон Лаухерта осталось 184. Да и спешить ему было в тот момент особо некуда.

Именно в этот ров на рассвете 5 июля упёрся танковый полк фон Штрахвица. Попытка форсировать преграду самостоятельно привела лишь к тому, что несколько танков остались на дне рва и на подходах к нему — подорвавшись на минах или просто застряв. «Пантеры» добрались до злосчастного рва примерно в 14:00.

В книге американского историка Роберта Форчика (Robert Forczyk) этот эпизод описан следующим образом:

39-й танковый полк, столкнувшись с этим неожиданным препятствием, застопорился и начал сбиваться в кучу. Сапёры «Великой Германии» к моменту прибытия «Пантер» уже признали эту часть рва непроходимой для танков и разыскивали другие пути обхода. После короткого замешательства кто-то из командиров… решил попытаться пересечь овраг. Несколько «Пантер» 1-й и 2-й роты двинулись по узкой полосе, расчищенной сапёрами от мин, но быстро увязли в густой грязи на дне оврага. Увидев этот конфуз, обер-лейтенант Гельмут Лангхаммер попытался увести свою замыкающую 4-ю роту в западном направлении, чтобы пересечь овраг в другом месте. Но выбранный им путь очень быстро закончился на минном поле… [4]

К полудню 5 июля счёт для «Пантер» выглядел совершенно неутешительно: ещё не сделав ни одного выстрела по врагу, 39-й полк «усох» почти на четверть. Это явно был не тот результат, на который надеялось немецкое командование, посылая в бой две сотни новейших танков.

Исправить положение с застрявшими танками «Великой Германии» получилось лишь к полудню, когда к работе над переправами приступили присланные 48-м танковым корпусом дополнительные сапёрные подразделения. К 14:00 первые «Пантеры» подошли к переправе, однако, попав под сильный огонь артиллерии и удар авиации, переправиться не смогли. Лишь после нескольких попыток организовать переправы через ров к 17:00 удалось протолкнуть 30 «Пантер», которые усилили переправившиеся ранее 15 танков из полка Штрахвица. Затем переправы вновь перестали функционировать, и ввести их в строй до наступления темноты немцам так и не удалось.

Большая часть новых танков в этот день так и не сумела вступить в бой с противником. Исключение — «Пантеры», переправившиеся через ров. Первыми в схватку с «Пантерами» вступили ленд-лизовские М3с «Ли» и М3л «Стюарт» 245-го танкового полка. Из донесения светскому командованию следует, что в этом бою потери с нашей стороны составили 17 танков, со стороны противника — 28.

В итоге первого дня «Цитадели» 48-му танковому корпусу хоть и удалось прорвать первую линию советской обороны, но поводов для радости у его командования было мало. Оставалось лишь надеяться, что уж теперь-то смертельный капкан рвов и минных полей преодолён и бронированный кулак, пусть и потрёпанный, наконец-то сможет показать высокий класс танкового удара. Стоит заметить, что масштаб «потрёпанности» точно неизвестен до сих пор. Число боеготовых «Пантер» к утру 6 июля в различных источниках варьируется в очень широком диапазоне, предположительно осталось 50–80 боеготовых танков, у «Великой Германии» было 87 машин, готовых к бою.

За ночь немцы с большим неудовольствием выяснили, что минные поля отнюдь не заканчиваются сразу за передним краем — ими были щедро усеяны практически все пригодные для действий танков участки местности. Для дальнейшего наступления в северо-восточном направлении подходила только дорога Бутово — Дуброво.

С полком «Пантер» вообще творилось что-то невообразимое. В книге переговоров штаба 48-го танкового корпуса после упоминания, что около 5:00 «Пантеры» находятся около хутора Ярки, следуют лишь сетования на отсутствие связи. Связь с 39-м танковым полком не восстанавливалась до второй половины дня — всё это время «Пантеры», в лучших традициях киплинговской кошки, «гуляли сами по себе».

В книге Роберта Форчика «приключения» полка Лаухерта утром 6-го июля описаны следующим образом:

«Пантеры» фон Лаухерта потерялись, двинувшись вперёд по незнакомой местности без ориентиров. Полк был развернут в двойную колонну, за исключением передовой роты, двигавшейся строем «клин». Поскольку «Пантеры» шли без пехоты, они не замечали никаких признаков противника до тех пор, пока в двух километрах к востоку от Черкасского не въехали прямиком на минное поле. Несколько танков были моментально обездвижены. Идущий головным батальон майора Герхарда Теббе встал в зоне поражения, и советская артиллерия начала обстрел попавшего в ловушку подразделения немцев… Осознав, что Теббе потерял управление, ветеран из 8-й роты обер-лейтенант Эрдманн Габриель принял командование на себя, пытаясь вывести танки из-под огня. [4]

Из послевоенных рассказов немецких танкистов следует, что выражение «потерял управление» очень слабо характеризует случившееся с майором Теббе. В частности, вышеупомянутый Эрдманн Габриель вспоминал этот эпизод куда более эмоционально:

Тяжёлая артиллерия противника вела исключительно точный огонь по нашим скучившимся танкам. От перового же залпа моя рота потеряла два танка… Поскольку ситуация была исключительно опасная, а приказов от командира батальона не поступало, я подбежал к его танку так быстро, как только смог. Когда я заглянул сверху в башню, то увидел, как командир батальона дрожал от ужаса. Это был майор Теббе из танкового училища в Путлосе… Его прислали вчера вечером для замены заболевшего перед самым наступлением комбата Сиверса. Было видно, что боевое крещение, которое ему пришлось испытать в первый день на фронте, оказалось чересчур сильным. После того как я объяснил ему, что мы должны немедленно начать движение, чтобы предотвратить дальнейшие бессмысленные потери, он смог выдавить в ответ: «Да, Габриэль, выводите батальон!»[5]

Танковый полк фон Штрахвица поначалу действовал более успешно — ему вместе частями 11-й танковой бригады удалось прорвать линию обороны. Но быстрого прорыва вглубь не получилось — вместо стремительного броска «Великой Германии» пришлось медленно прогрызаться вперёд.

Примерно в 12:30 этот полк вышел к противотанковому рву, однако, напоровшись на всё те же минные поля и огонь артиллерии, откатился назад. Видимо, к этому моменту терпение немецкого командования исчерпалось окончательно — командир 10-й бригады Деккер был вызван в штаб корпуса, а руководство бригадой перешло к фон Штрахвицу.

Но для «Пантер» эта запоздалая смена коней на переправе уже ничего не решала — число боеспособных новых танков продолжало сокращаться, к вечеру 6 июля в строю их осталось около 40, а к вечеру 7 июля — всего лишь 10. И хотя в дальнейшем за счёт оперативного ввода в строй подорванных на минах и неисправных танков немецким ремонтникам удавалось поддерживать численность «Пантер» на уровне 20–40 машин, они могли добиться лишь тактических успехов. Единственный день, когда ввод в бой почти двух сотен новейших танков мог изменить весь дальнейший ход сражения на Курской дуге, — 5 июля 1943 года — стал для «Пантер» днём навсегда упущенных возможностей.

Андрей Уланов — историк, автор книг и статей по истории Великой Отечественной войны. Наиболее известные работы — «Порядок в танковых войсках» и «Первые Т-34» (совместно с Дмитрием Шеиным). В настоящее время работает над книгами о противотанковых средствах советской пехоты в годы Великой Отечественной войны и о боевом применении танков Т-34 в 1942 году.

Александр Томзов — историк, автор статей по истории Великой Отечественной войны. Наиболее известная работа — «Потери бронетехники группы армий “Юг” в Курской битве». В настоящее время занимается изучением различных тем по боевому применению бронетехники в операциях 1943–1944 гг.

Источники: